Острие копья - Страница 78

18

Я проснулся, когда не было еще и семи. Была среда. Вставать не хотелось, и я лежал, любуясь солнечным лучиком, косо падавшим в окно, прислушивался к пробуждающемуся городу за окном, гудкам барж и паромов в порту и размышлял, каким будет предстоящий день. Если Билл, Фред и Орри, следуя инструкциям, встретились в половине седьмого в гараже, то теперь они уже где-то у Главного перекрестка. Своего задания я еще не знал. Вчера я вернулся поздно, и Вульф уже ушел к себе, не оставив никакой записки.

Наконец я заставил себя встать, не спеша побрился, оделся и спустился вниз. Фриц в отличном настроении уже хлопотал на кухне. Я что-то вяло съязвил, а потом подумал, что нечестно срывать на нем свое раздражение, и, стараясь загладить свой поступок, съел лишнее яйцо всмятку и прочитал вслух заметку в утренней газете о нападении летучей мыши-вампира на ребенка в зоопарке. Фриц, родом из Французского каньона Швейцарии, выписывал газету на родном языке и читал ее каждое утро. Но мне всегда казалось, что там ничего интересного не пишут, поэтому я удивлялся, когда встречал там словечко или два из свежих новостей, например, о Барстоу, не сходивших с первой полосы целую неделю.

Я пил уже вторую чашку кофе, когда в кабинете зазвонил телефон. Сняв трубку, я услышал голос Вульфа, опередившего меня. Звонил Орри и доложил, что они прибыли и все уже на своих местах. Вот и весь разговор. Я прослушал его до конца, затем вернулся в кухню к своему недопитому кофе.

После третьей чашки я закурил сигарету и нехотя вернулся в кабинет. Что ж, рано или поздно гений должен посвятить меня в свои планы, успокаивал я себя. Наберись терпения, займись уборкой, вытри пыль с письменного стола, заправь ручку хозяина свежими чернилами, и вообще сделай так, чтобы учитель тебя заметил и похвалил. Рано или поздно, малыш… о, чертов осел… дурак! Я уже в буквальном смысле начал дергаться. Пару раз я хватал трубку телефона и проверял, не звонил ли Вульф кому-нибудь. Он не звонил. Я разобрал почту и положил ее ему на стол, открыл сейф и вынул конверт Маффеи и еще раз проверил, все ли на месте. Конверт с фотокопиями показался мне тоньше, чем был. Так и есть, один экземпляр фотокопии исчез. Я сделал две копии, в конверте же была лишь одна. Это подсказало мне одну отгадку в шараде Вульфа, но мне не пришлось поразмышлять над ней, ибо, когда я снова вкладывал фотокопию в конверт, вошел Фриц и сказал, что Вульф зовет меня.

Я поднялся на второй этаж. Дверь его спальни была открыта. Он был уже одет, только без пиджака. Широкие рукава его неизменной канареечно-желтой сорочки – он менял сорочки два раза в день – были похожи на два огромных надутых пузыря, когда он, стоя перед зеркалом, щеткой приглаживал волосы. Вдруг я увидел в зеркале, что он подмигнул мне. От удивления у меня отвалилась челюсть.

Положив щетку, Вульф повернулся.

– Доброе утро, Арчи. Ты уже завтракал? Отлично. Приятно видеть снова солнце после вчерашнего бесконечного дождя. Возьми из сейфа документы Маффеи. И не забудь прихватить оружие. Отправляйся в Уайт-Плейнс за мистером Андерсоном, он будет ждать тебя. Отвезешь его в поместье Кимболлов. Покажешь ему Мануэля, если надо, ткнешь в него пальцем, чтобы он запомнил. Когда Андерсон задержит его, передашь ему документы. После этого тут же возвращайся домой. Фриц готовит сегодня твое самое любимое блюдо.

– О'кэй, хозяин. Но зачем такая таинственность…

– Комментировать будешь потом, а пока оставь все при себе. У меня всего десять минут, а я еще должен выпить свой шоколад.

– Желаю не поперхнуться, – весело брякнул я.

С документами Маффеи во внутреннем кармане пиджака и с заряженным пистолетом на бедре я отправился в гараж за машиной. Было солнечное и теплое утро, двадцать первое июня: день летнего солнцестояния, когда день уже становится короче. Самый подходящий день, чтобы поставить точку в деле Мануэля Кимболла, самом длинном деле за весь этот год. Я залил бензин в бак, сменил масло и воду в радиаторе, выехал на Парк-авеню и свернул на север. Проезжая мимо мраморного фасада Манхэттенского банка, я отсалютовал ему – здесь вчера я заверил к оплате чек Андерсона на десять тысяч.

В этот ранний час северное шоссе было еще пустынным, но я даже не подумал увеличить скорость – стрелка спидометра устойчиво стояла на цифре сорок, а то и того меньше. Вульф обещал Андерсону, что не будет ни шума, ни показухи, поэтому встреча с дорожным патрулем не входила в мои планы.

Нервы были напряжены, я с трудом сдерживал нетерпение, как всегда, когда выходил на след того, кого так долго искал. Мне не хватало воздуха, все, к чему прикасались мои руки, например, рулевое колесо, казалось, оживало, становилось частью меня, словно бы моя кровь пульсировала в нем. Я не любил это ощущение, но в критические минуты оно неизменно охватывало меня.

Андерсон ждал меня. Секретарша лишь кивнула мне, продолжая разговаривать по телефону. Андерсон вышел сразу же, а за ним еще двое, атлетического сложения, с одинаковыми шляпами в руках. Один из них был уже мне знаком – сыщик Г.Р. Корбетт, другого я видел впервые. Андерсон задержался у стола секретаря и что-то сказал девушке, а затем подошел ко мне.

– Ну? – спросил он

– Я готов, если вы готовы, – ухмыльнулся я. – Привет, Корбетт. Ты тоже с нами?

– Я беру с собой этих двоих. Ты знаешь, какая предстоит работа. Хватит, как ты считаешь? – справился Андерсон.

Я кивнул.

– Пригодятся. Подержат в случае чего и мою шляпу тоже.

Мы вышли. Андерсон сел в мою машину. Его подчиненные ехали за нами в служебной, но я заметил, что это не был личный лимузин Андерсона. На Главной улице каждый постовой отдавал нам честь, а я с ухмылкой думал про себя, что бы ты, друг, сказал, если бы узнал, во что обошлась окружному прокурору Андерсону эта небольшая прогулка. Как только мы выехали на шоссе, я дал полный газ и не сбавлял скорости ни на крутых поворотах, ни на спусках, к немалому беспокойству Андерсона. Он не догадывался, что это тоже было частью нашей программы. Иногда я чуть уменьшал скорость и оглядывался назад, чтобы проверить, поспевает ли за мной Корбетт. Дорога от Уайт-Плейнс до поместья Кимболлов заняла двадцать пять минут. На щитке часы показывали десять сорок, когда я, сбавив скорость, свернул к воротам поместья.