Острие копья - Страница 18

– Доброе утро, – приветствовал его я. – На завтрак мне, пожалуйста, сок грейпфрута и маленькую чашечку шоколада.

Фриц улыбнулся.

– Доброе утро. Там внизу – джентльмен, он хочет видеть мистера Ниро Вульфа.

Я быстро сел на постели.

– Кто он?

– Назвался Андерсоном. Визитной карточки при себе не имеет.

– Что! – Я спустил ноги на пол. Ну и ну. – Он не джентльмен, Фриц, а всего лишь новоиспеченный богач, «нувориш», как говорят французы. Мистер Ниро Вульф надеется в скором времени облегчить его карманы. Скажи ему… нет, ничего не говори. Я сейчас спущусь.

Я быстро ополоснул лицо холодной водой, наспех оделся, кое-как прошелся щеткой по волосам и спустился вниз.

Андерсон и не подумал встать со стула, когда я вошел. Он так загорел, что встреться он мне на улице, я бы его не узнал. Он выглядел невыспавшимся и раздраженным, и причесан был так же наспех, как и я.

– Я – Арчи Гудвин, – представился я. – Вы, очевидно, не помните меня.

Он не шелохнулся на стуле.

– Возможно. Прошу извинить, но мне нужен Вульф.

– Понимаю, сэр. Но вам придется подождать. Мистер Вульф еще не встал.

– Надеюсь, ждать не долго?

– Трудно сказать. Я сейчас узнаю. Прошу меня извинить.

И я удалился в холл, где постоял у подножья лестницы, ведущей на второй этаж, раздумывая: такой ли это случай, чтобы заставить Вульфа изменить своим привычкам. Было без четверти восемь. Наконец я решил подняться на второй этаж и, приблизившись к запретной десятифутовой черте перед дверью Вульфа, нажал кнопку на стене. Тут же раздался приглушенный голос шефа:

– Кто там?

– Откройте, мне надо поговорить с вами.

Щелкнул засов.

– Входи, – буркнул Вульф.

Думаю, если описать, что такое Вульф в постели, мало кто поверит – это надо видеть собственными глазами. Мне доводилось видеть его в постели не раз, и я все больше укреплялся в мнении, что это зрелище, достойное восхищения. Я увидел его под черным, мягким, из легкого шелка, одеялом, которым он пользовался и зимой, и летом. Оно отвесно ниспадало к полу с огромного, как гора, тела. Чтобы увидеть его лицо, надо было подойти к изголовью и заглянуть под нечто, подобное балдахину, тоже из черного шелка. Под ним на белоснежной подушке лежала массивная голова, словно изваяние божества в храме.

Когда я приблизился, из-под балдахина высунулась рука и дернула за шнур. Балдахин над изголовьем, собравшись складками, поднялся. Вульф сощурился от света, ударившего в глаза.

Я доложил ему о визите окружного прокурора Флетчера М. Андерсона. Он ждет хозяина внизу.

Вульф выругался, чего я в нем не выносил, – его ругань портит мне настроение. Он как-то мне объяснил, что если у кого-то ругань – это словоизвержение, у него это выражение определенных эмоций. Это случалось с ним редко, но в это утро он дал себе волю.

– Оставь меня, уходи, убирайся вон!..

– Но… Андерсон… – запинаясь, произнес я.

– Если я ему так нужен, пусть приходит в одиннадцать. Но это не обязательно. За что только я плачу тебе жалованье?

– Хорошо, сэр. Вы, разумеется, правы. Я нарушил ваш распорядок и заслуживаю того, чтобы меня отругали. Но теперь, когда вы облегчили свою душу, позвольте мне заметить, что совсем неплохо было бы принять его…

– Не позволю!

– А десять тысяч долларов?

– Сказал тебе, нет.

– Ради всего святого, сэр, почему?

– Черт бы тебя побрал. Арчи, что ты пристал ко мне? – Голова Вульфа повернулась в мою сторону. Он выпростал руку из-под одеяла и погрозил мне пальцем. – Да, пристал. Иногда я позволяю тебе делать это, поэтому сейчас не будут тебя ругать. Лучше отвечу на твой вопрос: почему я не хочу сейчас видеть Андерсона. Причины три: во-первых – я еще в постели, я не одет, и у меня отвратительное настроение. Во-вторых – ты можешь справиться с ним сам. В-третьих – я прекрасно знаю, что такое эксцентричность – ее законы беспощадны. Если человек, столько потративший усилий, чтобы прослыть оригиналом, при первом же подстрекательстве теряет выдержку и поступает, как каждый встречный, грош цена такому оригиналу. Уходи.

Когда я вышел, спустился вниз и сказал Андерсону, что он, если хочет, может подождать – Вульф примет его в одиннадцать, он не поверил своим ушам. Поняв, что Вульф не шутит, он чуть не взорвался от негодования. Больше всего его оскорбило, что он, как дурак, примчался сюда прямо с вокзала. Я тоже не мог понять, зачем он это сделал. Я постарался его успокоить, объясняя все эксцентричностью моего хозяина, мол, тут уж ничего не поделаешь, и рассказал ему как и зачем ездил накануне в Уайт-Плейнс, и что ситуация мне примерно известна. Это его немного отрезвило, и он даже начал расспрашивать меня подробнее, но я отделывался скупыми дозами информации. Мне доставило искреннее удовольствие видеть, как он переменился в лице, когда узнал, что Дервин тут же посвятил во все Бена Кука. Удовлетворив свое любопытство, Андерсон какое-то время сидел в раздумье, потирая нос и глядя куда-то поверх моей головы, а потом сказал:

– Вульф пришел к довольно странному заключению, не так ли?

– Да, сэр.

– Значит, он располагает какой-то сенсационной информацией?

Я улыбнулся.

– Мне приятно беседовать с вами, мистер Андерсон, но стоит ли тратить время впустую. Что касается сенсационной информации, то, что Вульф, что я, мы будем немы, как египетские мумии в музее, пока не будет произведено вскрытие. Не надейтесь.

– Что ж, очень жаль. Я мог бы обеспечить Вульфу вознаграждение, как главному следователю в этом деле… проведение дознаний и прочее…

– Вознаграждение? Какое же?